Я, стараясь избегать зрелища мертвой девушки, перевел взгляд на старосту. В глазах сидящего на полу мужика уже появился смысл, а к выражению огромного горя и боли добавилась нотка удивления и изрядная доза торжества.
– Прости, отец, мы не успели. Эту падаль закопай где-нибудь по-тихому вместе с оружием и броней. Коней лучше всего зарежьте. Не позволяй жадности погубить деревню.
Ждать ответа я не стал и вышел на улицу, где «ящеры» зачищали деревеньку от наших же союзников. По подсчетам, они положили почти три десятка оруженосцев, тем самым серьезно сократив конную поддержку легиона.
И это было не очень хорошо.
Говорят, что обычным людям неподвластна телепатия и эмпатия, но в тот день мне пришлось убедиться в обратном – остальную шестерку рыцарей с оруженосцами мы собрали очень быстро, и за нами они пошли без малейших вопросов. При этом не было сказано ни единого слова угрозы, но та злоба, которую излучали «ящеры», действовала на потерявших контроль всадников подобно гипнозу.
Пока я вылавливал конное сопровождение легиона, генерал успел не только осадить цитадель, но и взять ее штурмом. Ничего удивительного в этом не было – легионеры имели немалый опыт в таких делах, а основная часть защитников города либо полегла на поле недавней битвы, либо пряталась в лесу.
Все эти события как-то прошли мимо меня, я вообще старался не вникать в нюансы гражданской войны, считая, что уже «сижу на чемоданах». Оставалось только передать приказ герцога кому-то из предводителей императорского войска и отправиться восвояси.
Оставив в захваченном городе небольшой гарнизон, генерал повернул свою карликовую армию почему-то не к Золотому Городу, а к центру империи, что незамедлительно вызвало мой интерес, который я и высказал на первом же привале. В ответ генерал поведал мне очень интересную историю. Конфликт между Ларой и Чаако до недавних пор имел затяжной характер – столица досталась мятежникам, а императрица с сыном засела в Золотом Городе. В это время дворяне южных провинций предавались размышлениям о том, чью сторону принять. Все изменилось в одночасье – сентар гвардейского легиона маркиз Дамиле похитил сундук с императорской короной, которую Лара, покидая столицу, прихватила с собой. Когда предателя сумели поймать, короны с ним уже не было, а сам бывший сентар сдаваться не пожелал и воткнул кинжал себе в сердце.
Через декаду после похищения мятежник Чаако объявил о коронации нового императора, то есть себя любимого. По этой причине затяжная война превратилась в блицкриг – одна за другой прошло четыре битвы. В трех победили верные императрице войска. Столица, по большому счету, попала в удаленную осаду, а разделенные на части легионы уже замыкали окружение, отсекая каналы снабжения мятежников. Вот именно в этом деле мы и помогли генералу своим своевременным появлением. Но несмотря на внешний успех, ситуация была шаткой – после обещанной коронации могли зашевелиться южные рыцари.
Скомканно извинившись перед собеседником, я быстро покинул его шатер – нужно было хоть немного отойти от шока. Причем шока множественного. В первый раз меня ошарашило при упоминании императрицы с сыном. И ведь умею же считать до девяти, а не смог высчитать сроков рождения ребенка! Не скажу, что тут же воспылал отцовскими чувствами, но все равно было как-то не по себе. Не успел я привыкнуть к этой дикой мысли, как интуиция прошлась по нервам жестким скребком, запоздало отреагировав на слова о самоубийстве гвардейского сентара. С маркизом Дамиле я был знаком шапочно, но все равно в голове сидела уверенность, что он никогда не совершил бы самоубийства. Даже обещание пыток и пожизненного заключения вряд ли сумело бы перебороть его жизнелюбие.
И что из этого следует? А следует то, что с ним произошло то же, что и с Яной. Картинка вырисовывалась не очень приятная, и все мои сомнения развеивались как дым – дари действительно стоят за этой войной, и «камни душ» у них не закончились. В связи с этим я вызвал Ежа и приказал постоянно осматривать всех встречных на предмет наличия невидимых магических линий, которые были единственным признаком одержимости «джинном». В ответ парень начал хныкать, что у него такие усилия вызывают головную боль, но, увы, так и не нашел во мне ни понимания, ни сочувствия.
Как оказалось, вечер откровений не закончился, потому что к моей палатке явился рыжий граф Шавис Туммо.
– Барон, не исключено, что в ближайшие дни нас отправят к основному рыцарскому ополчению, а вы, как говорят, направитесь обратно к герцогу, поэтому я хотел бы попросить вас присмотреть за нашими семьями.
– А на слово герцога вы уже не надеетесь?
– Савата я знаю с пеленок, и при этом мне совершенно неизвестно, что творится у него в голове, а вот с вами я знаком очень недолго, но уверен, что вы не пойдете на подлость.
– Это говорит о том, что вы действительно знаете обо мне слишком мало, но не будем размышлять о душах человеческих. Не стану давать вам никаких обещаний, потому что не уверен в их исполнении, меня вообще терзают предчувствия, что эта война отпустит меня еще не скоро. И все же, если посчастливится вырваться, постараюсь проконтролировать, чтобы с вашими семьями не случилось ничего плохого. Но вы все-таки зря сомневаетесь в герцоге.
– Он совсем недавно был разбойником, – возразил граф.
– Вы серьезно считаете, что среди дворян подлецы встречаются реже, чем среди простых людей?
– Я хочу на это надеяться.
– Вы даже не представляете, как я сам на это хочу надеяться, но, увы, разочаровываюсь с каждым разом все больше и больше.
– Теперь уже вы втягиваете нас в дебри разговоров о душе и чести, – позволил себе улыбку граф. – Мне достаточно ваших слов, поэтому еще раз благодарю и надеюсь, что когда-либо смогу отплатить вам добром за добро.
– Граф, а можно вопрос?
– Конечно.
– Почему Чаако оставил вас в герцогстве? Судя по тому, как тщательно он собирал ополчение, четыре сотни воинов для него точно не были бы лишними.
– Барон, – граф улыбнулся снисходительной и какой-то отеческой улыбкой, – вы хоть и проживали поблизости от нашего герцогства, но не понимаете, что такое север. Империя пришла к нам только триста лет назад, а до этого в стране лесов все решали родовые кланы. Даже сейчас герцоги Увиеры должны оглядываться на решение глав клана Лося, Рыси и Кабана.
– Тогда почему вы позволили ему взбунтоваться?
– Я же говорил вам, что он должен оглядываться на наше мнение, но – увы, не более того, ведь за плечами герцогов всегда стояла мощь империи. Единственное, что мне удалось выторговать для себя, – это возможность оставить дома ближайших родственников, то же самое сделали главы других кланов. Чаако вынужден был согласиться, иначе ополчение остальных прошло бы намного сложнее.
– Но вы же могли хоть как-то помешать этой гражданской войне?
– Мог, но не должен. – Улыбка графа стала грустной. – Мой юный друг, империя, конечно, важна для нас, но из памяти моего народа еще не скоро сотрутся легионы под частоколами родовых селений и уничтожение шести кланов из девяти. Люди никогда не забывают жестокости, и ростков ненависти нельзя выполоть до конца. Ну вот, дорогой барон, мы вновь погрузились в размышления о судьбах народов.
Я посмотрел на графа другими глазами. Конечно, в моменты приступа тщеславия он вызывал лишь неприязнь, но, общаясь с равным себе, сэр Шавис превращался в мудрого и рассудительного человека.
И все же, как мне кажется, он неправ: империя изменила северян намного сильнее, чем они сами думают, – вряд ли древний предводитель рода Рыси стал бы относиться к сородичам так, как это делает феодал граф Туммо в отношении тех, кто родился в бедности и безродности. Догадаться о том, каким родом управлял граф, было нетрудно, лишь взглянув на его герб с рассерженной кошкой.
Только сейчас я осознал, что на гербах моих спутников было очень мало мифических животных, которые так нравились рыцарям севера и центра империи. Казавшаяся мне до этого монолитной империя была не такой уж однородной, и подводных камней здесь хватало в избытке.