Меня такой расклад не устраивал. Метать длинные клинки казаки меня не учили, так что делал я это на свой страх и риск. Брошенная как дротик шпага вошла стриге в поясницу, вызвав очередной вопль.
Это, конечно, не ведьмачий кинжал, но ведун-оружейник постарался на славу, инкрустируя клинок серебряными рунами. Когда я подбежал, стрига уже встала на колени и практически вытащила из себя шпагу.
Интересно, а если попросить генерал-губернатора забрать у жандармов запрещенное оружие, как далеко меня пошлют?
Поражаясь появлению в своей голове совершенно несвоевременных и неуместных мыслей, я резко затормозил и вскинул руку с двуствольником.
Еще бы вспомнить, какой ствол сейчас на боевом взводе.
Оказалось, что это картечь, так что неточный из-за одышки после бега прицел особой роли не сыграл. Нижняя часть лица, лебединая шея и грудь повернувшейся ко мне стриги мгновенно превратились в кровавое месиво. Окрестности огласил еще один вопль, в котором уже не было даже страха, а лишь какая-то запредельная тоска.
Вот живучая тварь.
Во второй раз я целился очень тщательно, потому что от этого зависела моя жизнь. В буквальном смысле слова – запасных зарядов у меня не было. Контраст чистой верхней половины лица и красивых глаз с неспособной затянуться из-за серебряной картечи изувеченной нижней половиной пугала и завораживала. Мне даже стоило некоторых усилий повторное нажатие на курок.
Аккуратная дырка во лбу стриги сделала эту жуткую картину окончательно завершенной. Истерзанное тело вернувшей себе природный вид девушки безвольно завалилось в снег. Рядом бессильно уселся я. Навалившаяся тишина буквально оглушала, и трели свистков городовых прозвучали для меня сладчайшей музыкой.
Я едва не заплатил за свою глупость и небрежность по самой высокой цене из возможных. Не нужно забывать, что в этот мир меня занесло не для праздной жизни. Впредь, какой бы безопасной ни казалась ситуация и в какое бы изысканное общество ни занесла меня судьба, под самыми богатыми нарядами должен находиться изрядный арсенал. Даже в гости к дамам без парочки револьверов я больше не ходок.
А вот двуствольник в любом случае сохраню как талисман. К тому же что-то мне подсказывает, что пострелять малышу еще придется, и не один раз.
Григорий Шаргородский
Видок. Чужая месть
Пролог
Приближался рассвет. Пока это было заметно лишь по чуть посветлевшему небу, но скоро над степью разгорится новая заря. Это великолепное зрелище доступно только тем, кто просыпается затемно, но лишь немногие из жаворонков способны по-настоящему оценить красоту момента. Фань Дзинь – первый секретарь посла Великого дракона Империи Цин, потомок древнего рода Фань и ученик мудрейшего Дай Дзена – ценил каждое мгновение бытия. Именно едва заметные детали обогащали его чувственный опыт. Каждая деталь мироздания, от упавшей на лепесток цветка пылинки до разогнавшего тучи урагана, несет важнейшую информацию. Тихий шорох в углу комнаты также имел немаловажное значение. Дзинь сумел вычленить его из общего фона, но ничего сделать не успел – в его шею вонзился отравленный дротик.
В этот же момент сердце Сюли – наложницы секретаря – сделало последний удар и замерло навсегда. Когда тело девушки мягко осело на пол, наложница посла пронзительно завизжала. И совсем не от страха за подругу: она поняла, что помощник ее господина мертв, ведь жизнь Сюли была крепко связана с жизнью Фань Дзиня. Она приняла бы на себя насланную на хозяина порчу, но против ударной дозы алхимического яда «связь душ» была бессильна.
Ворвавшийся в покои наложниц главный хранитель посольства мгновенно оценил обстановку:
– Перекройте все выходы из этого сарая! Чтобы ни одна крыса не выскочила наружу!
Охрана оцепила выделенный под нужды посольства особняк, но никого подозрительного поймать не удалось. Тяжело вздохнув, хранитель отправился на доклад к послу.
Чтобы хоть немного скрасить варварскую обстановку, слуги отгородили часть покоев посла шелковыми ширмами. Внутри этого пространства и было обставлено место для чайной церемонии. Долго проживший в Нихон Коку посол предпочитал не традиционный обряд «гунфу ча», а японский вариант «тя но ю». Для непосвященных разницы никакой, но именно знание тонкостей, нюансов и полутонов отличало цивилизованного человека от варвара.
Посол был одет в традиционную для цинского чиновника голубую чифу с желтыми вставками. Шапочка по случаю уединения находилась на специальной подставке, так же как и парадное тяжелое платье буфу. Дун Фэй в последний раз взмахнул веером, сложил его и, чуть наклонившись, положил перед собой на циновку. Этим символическим жестом он будто отгораживался от внешнего мира. В общем, посол находился в предмедитативном состоянии, которое и пришлось нарушить взволнованному начальнику охраны.
– Простите, мой господин, – низко склонился старый вояка перед послом, который застыл, как изваяние Будды. – Ваш секретарь убит, и убийца как-то сумел ускользнуть от нас. Я готов понести любое наказание.
Воин напряженно замер в ожидании решения своего господина. А оно могло быть каким угодно – большой поклонник культуры Нихон Коку вполне мог возжелать от своего слуги очистительного сэппуку.
Посол отреагировал на покаяние слуги лишь раздраженным движением вновь взятого в руку веера. Сейчас его больше заботила не смерть секретаря, и тем более не проблемы в поимке убийцы, – сильно напрягала перспектива разговора с великой княжной. О том, что со всеми проблемами нужно идти не к графу Скоцци, а к его супруге, знали все в цинском посольстве, вплоть до поварят.
Тень опасного врага накрыла собой дипломатов Поднебесной и предвещала в будущем лишь еще бо́льшие неприятности. Скорее всего, придется возвращаться обратно в империю, но это явно не понравится дочери варварского владыки, а если честно, посол немного побаивался ее. Он никогда и никому не признавался в этом чувстве, но сам прислушивался к собственным страхам очень внимательно. Его религия требовала осмысления каждой мелочи. Все в этом мире имеет значение, включая страхи и туманные предчувствия.
Часть первая
Глава 1
Откладывать неизбежное – не самый лучший выбор, особенно если это касается так называемой рутины. В важных делах подгонять себя легче, а вот мелочи имеют свойство забываться и накапливаться. Доклад о моем новом подчиненном нужно было отослать в канцелярию генерал-губернатора еще позавчера, но все как-то завертелось и забылось. Причем завертелось именно благодаря фигуранту данного доклада.
Что я могу о нем написать? Да не так уж много.
Когут Петр Захарович, он же бывший шатун по прозвищу Коготь.
Когда первый раз услышал фамилию Когтя, я порадовался за него. Судя по всему, другие шатуны слабовато знают украинский язык: ведь «когут» переводится как «петух». Впрочем, насколько мне известно, это слово пока еще не было очернено в местных уголовных кругах.
Родился Когут тридцать два года назад в семье сибиряков из украинских переселенцев. Уйдя из дома в шестнадцать лет, он подался в шатуны и успел снискать среди них славу лихого добытчика. Очень удачно женился на дочери покойного коллеги, и этот брак сразу принес плоды в виде двух чудесных девочек-близняшек. Но тут в мировых столицах вошла в моду опиумная пыльца. Так что со временем ее начали добывать и в Стылой Топи. Неизвестно, рос на местных болотах дурман-цветок изначально или его завезли, но сейчас этой дряни там слишком уж много.
Для семьи Когутов начало добычи пыльцы стало роковым. Слишком уж любопытный Коготь подсел на пыльцу практически сразу, и все закончилось буйным наркотическим угаром. Только чудом он не убил всю свою семью. Израненную жену удалось спасти, а девочки отделались испугом. Только они не забудут этого испуга уже никогда. Выздоровевшая жена забрала детей и уехала из Топинска в неизвестном направлении. Засудить Когута не удалось, но он сам вынес себе суровейший из приговоров. На пике раскаянья шатун сумел соскочить с пыльцы, но при этом жестко запил и дважды пытался повеситься. Не дали товарищи. И тут к нему подошел я.